Святая истина в изгнанье горько тужит, Скитаясь в пустошах, живет среди обид, В темнице на цепи, избитая, сидит. 165 Коль в голову взбредет иному сумасброду Ее нести двору, где суете в угоду Царят ничтожества, где истине урон: Грозят ей сотни ран, бедняжку гонят вон, И сносит всякий раз любые поношенья, 170 Ей тяжко лишь одно — глухое заточенье. Я встретил истину в изгнанье на брегах Безлюдных островов, где всюду мертвый прах13. Она предстала мне, подъяв клинок кинжала, Своим носителям, казалось, угрожала14. 175 Твоей бы жертвою хотел я стать, поверь, О светоч вечности, небес пресветлых дщерь! Тебя узрит лишь тот, чей дух к высотам рая Без чувств возносится, в полете обмирая. Порыв дарует нам прозрение и свет, 180 Вслед им желания, идет надежда вслед, За нею замысел, труды приходят вскоре, А после них в конце неведомое горе. Но разве дело в том, что исторгал из нас Последний вздох прохвост, пускавший кровь не раз, 185 Чем нашим душам нес навечно избавленье От казней и клевет, нес жизнь без прославленья? Могу ли возлюбить я мой приблудный стих, Прияв посмертный срам убийством чад родных? Преследуйте отца, убийственные строки, 190 В почтенной горести и в счастье, и в мороке. Умрем же вместе мы, оставим гнить приблуд,