Не вправе восславлять, глумясь, как лицедей, Ни желчи, ни обид, ни горечи своей. Читатель, я веду рассказ не славы ради, Описывать позор приходится в досаде, 1075 И сердце чувствует уколы в глубине, Оно противится и судит всё во мне: Издержки многие оно мне ставит в строку, Попранье совести, прощение пороку. Великие мужи, герои давних дней, 1080 Когда мог кесарем однажды стать плебей, Его вассалом — царь, царем — судья лукавый, Наш край — провинцией, а мир — одной державой, Сената власть и честь блюли, и в свой черед Признали всадников, трибунов и народ, 1085 Почтили черный люд высокою ступенью, Когда отбил рабов, идущих в наступленье. Сиих полулюдей простолюдин и знать, Как лошадей, могли купить или продать, Средь них, отверженных, бывали встарь к тому же 1090 Свои сословия, но всех считались хуже Такие, кто, как скот, влекомый на убой, Жизнь отдавал свою пред яростной толпой. В дни пышных праздников и знатных погребений Такие шли на смерть и гибли на арене, 1095 Не изменясь в лице, тунику сбросив с плеч, Без дрожи всякий раз встречали грудью меч. Как те, кто в наши дни размахивает шпагой, Они таили страх за показной отвагой, Не корчась, не вопя, встречали смертный час