 |
|
|
|
|
|
|
|
использует технологию Google и индексирует только интернет-
библиотеки с книгами в свободном доступе |
|
|
|
|
|
|
|
|
Предыдущая | все страницы
|
Следующая |
|
 |
КУЛЬТУРА ВИЗАНТИИ XIII — первая половина XV в.
стр. 281
ние и негу» (Ibid. Р. 262). Чувственно воспринимаемая красота и доставляемое ею наслаждение занимают в
эстетике гуманистов достаточно прочное место. {422}
Историков по-прежнему волнует красота городов и храмов. Никифор Григора сообщает в своей
«Истории», что император Михаил Палеолог сразу же после освобождения Константинополя от латинян принял
решение в первую очередь вернуть городу прежнюю красоту, превратить его оставшееся после захватчиков
безобразие (а; коациа) в благообразие (eu;' кооциа) — восстановить сожженные и разрушенные храмы и дворцы,
наполнить опустевшие дома жителями (Greg. IV. 2. Р. 88).
Авторы византийских романов и сочинители стихов и песен продолжают восхищаться красотой юности,
девичьей красотой. Не добавляя практически ничего нового к установившемуся уже в эстетике эротизма XI— XII
ее. канону этой красоты, поздневизантийские писатели не устают воспевать ее. В романе о Каллимахе и
Хрисоррое автор описывает не красоту героини, но душевно-эмоциональную реакцию на нее Каллимаха.
Читательское восприятие при этом обостряется необычностью сцены первой встречи героев романа. Хрисорроя
подвешена драконом за волосы под потолком зала, а Каллимах увидел ее, войдя в помещение, и окаменел от
изумления:
Остолбенел и тотчас же он замер, словно камень. Смотрел лишь на
нее одну, стоял и все смотрел он. Как будто и она была на потолке
картиной. Всю душу красотой своей могла она похитить:
Умолкнувший немел язык, и замирало сердце. Налюбоваться он не
мог чудесной этой девой, На красоту ее смотря и женственную
прелесть. Стоял, смотрел, не говоря, души в груди не чуя, Стоял,
смотрел, и сердце в нем двояко поражалось — Очарованьем красоты
и чувством состраданья.
(Памятники. IX—XIV. С. 390—391)
В «Родосских песнях любви» возлюбленная предстает голубкой «с походкой горделивой», златокудрой и
нежной ромашкой, с шеей белоснежного мрамора, с пурпурными губами, с очами «синее, чем сапфиры», и т. п.
Вся она — пленительный объект эротических мечтаний пылающего страстью юноши.
В более сдержанных тонах изображается женская красота историками того времени. Так, Никифор
Григора описывает красоту Евдокии, предмета страстной любви деспота Константина: «Женщина эта была как
никто другой прелестна лицом, умна в беседе, нежна нравом, так что не только видя ее люди непременно
уловлялись в сети любви, но даже по рассказам воспламенялись к ней страстью. Природа щедро одарила ее:
всему ее облику придала стройность, наградила острым умом, сделала речь ее серьезной и убедительной,
изящной и приятной для слуха. Не чужда была она и светской учености....» (Greg. VIII. 3). Из этого описания мы
почти ничего не узнаем о конкретных чертах прекрасной женщины, так как поздние византийцы, видимо, уже
хорошо сознают тщетность описания каких-либо конкретных характеристик красоты, даже видимой. Для
византийского гуманиста красота женщины складывается из многих составляющих, среди них видное место
занимают утонченная внешняя красота, добрый нрав, острый ум, изысканная речь, воспитанность и
образованность.
Из подобного же сочетания идеализированных характеристик внешнего {423} облика и внутреннего мира
складывается у Никифора и образ идеального правителя. По его словам, Андроник II Палеолог имел красивую
внешность, был высок, привлекателен и грозен одновременно. Многие добрые свойства соединялись в нем в некое
общее блого, пронизывающее его «подобно тому, как солнечный луч пронизывает воздух или как сладость
составляет неотъемлемое качество меда. В нем неподдельная кротость соединялась с очаровательной
любезностью и составляла постоянное его отличие. Природа не поскупилась наделить его лицо веселостью, глаза
— ясностью, речь — благозвучием и чистотой. Вообще в приятности, соединенной в нем с важностью, было что-то
особенно привлекательное, что-то неземное» (Ibid. X. 1.
Р. 472—473).
Особой возвышенностью и риторским эстетизмом наполняется речь Григоры, когда он произносит (или
только сочиняет) надгробное слово Метохиту — коллеге-полигистру, объединявшему в одном лице ученого,
ритора, поэта, философа, т.е. настоящему «храму муз». «О поэзия, о красноречие, о добродетели и вся ученость,
как скоро с вами произошло то же, что бывает с полевыми лилиями, которые быстро достигают своей величины
и красоты, но еще
|
 |
|
Предыдущая |
Начало |
Следующая |
|
|
|