же трудности, что и в случае с Пифагором; подобно тому, как неопифагорейцы приписывали все Пифагору, так члены новой академии поступали с Платоном. Правда, они не приписывали ему крупных математических открытий, но они охотно связывали с его именем употреблявшиеся в его время методы и изображали его также советником тех ученых, благодаря которым были достигнуты успехи в математике. Как ни малоправдоподобны все эти факты, Платон тем не менее остается тем учеником Сократа, который больше всех прочих явился инициатором духовного оживления, привлекшего из всех греческих государств и колоний в Афины людей, стремившихся к знанию. И, во всяком случае, исключительное значение имеет то обстоятельство, что он живо интересовался математикой и ее успехами. Может быть, только легендой является рассказ, будто он приказал начертать на входе в академию надпись: jJirjôsiç а/бо]изтритос биоитхо — пусть никто не знающий геометрии не входит сюда, но тем не менее из его собственных сочинений ясно, что он считал известное знакомство с геометрией необходимым предварительным условием для понимания философии, а спекуляции, которым он предается в Тимее, в связи с пятью правильными многогранниками обеспечили им навсегда название Платоновых тел. Живший после него великий философ Аристотель, много занимавшийся естественными науками, тоже несколько интересовался математическими науками, не обнаружив, впрочем, особенно глубокого понимания их. Но, во всяком случае, отношение обоих этих мыслителей к математике было таково, что математики могли найти для себя место в тогдашних научных обществах, академической школе Платона и перипатетической школе Аристотеля и работать в них в сотрудничестве с другими мыслителями. Математика и философия могли, таким образом, оказывать влияние друг на друга как своими мирными отношениями, так даже и раздорами. Благодаря этому математика стала одним из элементов высоко развитой греческой культуры, а форма, в которую были облечены математические науки в эту эпоху, убедительнее всего показывает, что они развились в кружках утонченных мыслителей, стремившихся выражаться с полной точностью. Но одна школа имела еще более непосредственное влияние на развитие математики, чем эти знаменитые рассадники философии: мы имеем в виду математическую и естественнонаучную школу, группировавшуюся во времена Платона в торговом городе Кизике, расположенном на берегу Мраморного моря, вокруг очень авторитетного врача, астронома и математика Эвдокса книдского. Молодым человеком Эвдокс посетил Великую Грецию и Египет. В последнем греческому математику в эту эпоху почти нечему было учиться по геометрии, но зато в астрономии для него имели огромную ценность ведшиеся с древнейших времен наблюдения египтян. И Эвдокс сумел использовать их надлежащим образом,