ли скандинавское, но также имело жесткие законы и правила. Одна из наиболее характерных черт этого искусства — потрясающая образность, богатство эпитетов, таящие не только общеизвестное кельтское стремление к поэтике, но и глубочайший магический смысл, ускользающий в большинстве случаев от современных исследователей. Приведу в качестве примера небольшой стихотворный фрагмент, также приписываемый Аморгену: я — ветер над морем, Я — волна в океане, я- бык семи схваток, я- ястреб на скалах, я- капля росы, я- вепрь свирепый, я- искусное слово, я- клинка острие... Мы еще вернемся к магической символике образов в кельтских закли-нательных текстах; здесь же мне хочется указать на то, что русский перевод древнеирландского текста хотя и позволяет увидеть эти образы, оказывается лишенным главного — стихотворной формы. Но прочитав приведенный отрывок, нельзя не всполлнить знаменитые бальмонтовские, почти заклинательные, строки: Я — изысканность русской медлительной речи. Предо мною другие поэты — предтечи, Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны. Я — внезапный излом, Я — играющгш гром, Я — прозрачный ручей, Я — для всех и ничей... Но вернемся к ирландским филидам. Принципиальное отличие ирландских филидов от скандинавских скальдов заключалось в том, что каждый филид помимо искусства стихосложения овладевал еще и знанием истории и законов, выполняя це