С той сечи пагубной, как предок одичалый Отведал некогда французской крови алой. Тварь неразумная, где взяли эти псы Ум человеческий в столь грозные часы, 485 Когда природа вся становится бесчинной, Когда в агонии прощается с личиной, Когда голодный люд уже на все готов, И осажденный град съедает верных псов, Когда ведут бои у вздутой конской туши, 490 Когда за требуху отдать готовы души? Сих павших лошадей, которых сап свалил И голод доконал, лишив последних сил, Ногтями люди рвут, обгладывая кожи, Сгрызают все с костей, что только в пищу гоже. 495 А этим ужасам не хочет верить взор, Подобное наш дух отверг с давнишних пор, Но злодеяньям сим мы были очевидцы, Где мать уже не мать — подобие волчицы13. В осадах тягостных, которым нет конца, 500 С любовью, с жалостью прощаются сердца. Берет из зыбки мать младенца и некстати Срывает пелены с несчастного дитяти Рукой безжалостной, не знающей препон, Дабы скорей попрать природу и закон. 505 Достойна жалости терзаемая гладом, Без сожаленья рвет все узы с малым чадом, Благоутробную к невинному любовь, Плоть чрева своего, его живую кровь,