шейся империи на Босфоре, прежде всего к греко-латинской полемике о церковной унии. Па-химер — ревнитель идей эллинского {280} патриотизма, враждебно настроенный к католическому западу. Пожалуй, сама историческая ситуация, изменившаяся по сравнению со временем Георгия Акрополита — порой восстановления византийского могущества, когда теперь со всех сторон над Византией нависла серьезная опасность, а внутри государства на различных уровнях шли острые дискуссии и распри, не располагала к сдержанному, несколько остраненному фактологическому, пусть субъективно организованному, описанию. Уже в начале повествования Пахимер выдвигает тезис о бедственном состоянии государства, о превращении исторического процесса в «смуту событий» (п; тсо;~ѵ лрауцятсоѵ агЗукиаис — Pachym. Hist. I. P. 14. 14— 15; II. P. 12. 5—6; 257. 17—259.1). Это выражение — лейтмотив всего произведения. Историку свойственно эмоционально обостренное восприятие слабости общественной системы Византии 1, столь отличающее его от Акрополита — государственного чиновника, свидетеля упрочения и стабилизации ее государственной системы, способного в этих условиях трезво анализировать даже сложные политические ситуации, вскрывая причины казавшихся временными неудач и находя им оправдание. Ощущение же надвигающейся беды, тревоги за будущее у Па-химера сродни оценкам его современника и соученика — будущего константинопольского патриарха Григория Кипрского 2. Таким образом, это отмеченное в «Истории» состояние напряженности социально-психологической атмосферы в государстве было отражением реальной ситуации, а не субъективными рефлексиями историка. Конечно, несмотря на декларацию Пахимера следовать в повествовании только истине, которая является «душой истории» (Ibid. I. Р. 12. 11), он не отказывается ни от собственных оценок, ни от самостоятельных суждений. Впрочем, все историки рассматриваемой эпохи — и Акрополит, и Пахимер, и Григора — клянутся в своей беспристрастности, создавая, однако, произведения, глубоко отличные друг от друга как в сюжетном отношении, так и в историко-философском. Пахимер — первый среди византийских историографов, с которым традиционно связывается в науке понятие гуманиста 3. Действительно, его творчество, не противореча в целом классическим византийским нормам, во многом близко по духу произведениям Палеологов-ского гуманизма. Дело не только в многочисленных цитатах из античных авторов в «Истории» Пахимера и в органичном использовании образов древней языческой мифологии: подобное не было в Византии уникальным и до палеологовской эпохи. Гораздо важнее тонкое понимание этим историографом глубинного смысла древних текстов (прежде всего Гомера), значения редких архаичных слов и выражений 4. Снова пространственно-временные ориентации в греческой историо-{281}графин окрашиваются в тона ахейское архаики: при датировках регулярно применяются аттические наименования месяцев 5, а города и области называются в соответствии с нормами классических Афин. Более того, движущей силой всех событий оказывается у Пахимера главным образом персонифицированное божество судьбы — аналог античной Тихи. Античные категории предопределения, рока занимают центральное место в мировоззренческой системе историка (Ibid. I. Р. 94. 15 sq.; 128. 3; II Р. 70. 17; 433, 14; ср.: I. Р. 139. 16; 59. 3—5) 6. И в целом снова ход истории обретает на страницах исторических сочинений XIV в., начиная с Пахимера, циклический характер. Так, автор принимается за свой труд, «чтобы время частыми периодическими сменами циклов не сокрыло многое»,— говорит историк (Ibid. I. Р. 12. 5—6), перефразируя мысль античного «мудреца» (подразумевая «Аякса» Софокла) 7. 1 Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. Munchen, 1978. Bd. 1. S. 448. 2 Ег);'отратш5г|с Е. Грпуориог) тоиЗ Ктариои, ои; ког)иеѵикоиЗ патриархои, е; пютоХаи;' каи;' ииЗФои // ЕФ. 'Еѵ 'АХе^аѵ5реиа;., Т. А' —Е'. 1908—1910. N 132.5-10; 134.24—27; 135.4—14; 136.70— 72; 137.18—21; 160.3—14; 162.5— 7; 164.9—24; 181.4—8. 3 Arnakis G. George Pachymeres — a Byzantine Humanist // The Greek Orthodoxe Theological Review. 1966—1967. Vol. 12. Р. 161—167; ср.: Hunger H. Op. cit. S. 451. 4 Фрейберг Л. А., Попова Т. В. Византийская литература эпохи расцвета. IX—XV ее. М., 1978. С. 239. 5 Arnakis G. The Names of the Months in the History of Georgios Pachymeres // BNJ. 1945—1949 (1960). Bd. 18. S. 144—153. 6 Hunger H. Op. cit. S. 451. 7 'АлаѵФ' о; шакро;'с ка;'ѵарФцптос хрбѵос // сриЗеи та;'; '5пХа каи;' сраѵеѵта кртатетаи. Ср. у Пахимера:.. то;' сраѵеѵта крилтеоФаи.... (Pachym. Hist. I. P. 12.8).