И я весной не покладая рук Что день, то новые все доставала, На танцах их что ночь перетряхала. Так вот, втроем мы лугом мирно шли И со студентом разговор вели. И скоро так мы с ним развеселились И откровенно так разговорились, Что я ему, играючи, сказала, Мол, овдовев, другого б не желала Себе в мужья, а только бы его. А это я сказала оттого, Что в брачном деле, как во всяком деле, Лишь тот умен как следует и делен, Кто все предвидит, зная наперед, Какой удел его наутро ждет. По-моему, той мыши грош цена, Которая, хоть трижды будь умна, Себе грызет единственную норку - Заткнут ее, тогда сухую корку И ту ей будет некуда снести. Нет, сети надо загодя плести. Ему сказала я, что пленена, Что ночи целые лежу без сна, Ни на минуту глаз, мол, не смыкаю, Его кляня, тоскую, призываю. Иль что, поражена его мечом, Лежу я навзничь и что кровь кругом, И будто бы любимым я убита, Но вовсе на убийцу не сердита, Нисколько не виню его за это: В кровати кровь — к богатству, мол, примета; И все неправда, все сочинено, Все матерью мне было внушено Наперекор девической природе. Вот вспомнила о чем при всем народе! Пожалуй, вам и слушать-то не след. И оказался вскоре на столе Мой муж четвертый; плакала, стонала Я, на лицо накинув покрывало, Но горевать старалась не чрезмерно, Что умер мой четвертый благоверный, Ведь мужа пятого я припасла. И он стоял тут, рядом, у стола. Наутро в церковь отнесли мы мужа. Я целую наплакала там лужу. Мой Дженикин шел с нами, по-соседски. Он выступал за гробом молодецки. Таких давно я не видала ног, Точеных, стройных, крепких. Кто бы мог Пред ними устоять? Не я, сознаюсь. И в этом я ни капельки не каюсь. Ему лет двадцать только миновало, Мне ж было за сорок, но я нимало Не колебалась, сохранив весь пыл, Который и с годами не остыл.