Жене ни взгляда, так гласит наказ. Ну, кажется, и все на этот раз. Беги! Спеши! Изавтра поздно ночью Увидишь, друг мой, чудеса воочью. Как все уснут, усядемся в бадьи И будем ждать. И грозный бич Судьи Не тронет нас, и вознесем хвалу мы, Что не причислены Судьей ко злу мы. Но не к чему тебе и назиданье: «Послу разумному наказ — молчанье», -Сказал пророк. Тебя ли мне учить? Но поспеши, иль нам в живых не быть». Едва держась на гнущихся ногах И под нос бормоча «увы» и «ах», Спустился плотник и тотчас жене Все рассказал, лишь умолчав о дне. Она же, зная, что все это значит, Как закричит притворно, как заплачет! Мол, до смерти ее он напугал. «Беги скорей, ведь раз он обещал, Спасемся мы. И ты спасешь нас, милый, От ранней, незаслуженной могилы. Иди, иди и делай, что велел он». И за бадьями тут же полетел он. Подумать только, что воображенье Такое может вызвать потрясенье. От выдумки ведь можно умереть, И плотника нам надо пожалеть. Он представлял себе господень суд, Как Алисон, голубку, унесут Потопа волны. Плакал он, дрожал И горестные вопли испускал. Кой-как купил он чан, квашню, бадью И в мастерскую приволок свою. Когда же ночь соседей усыпила, Бадьи подвесил рядом на стропила На чердаке и укрепил стремянки Подъемные; водой наполнил банки И кувшины, разлил в бутылки эль, Нарезал хлеб и сыр, принес постель, Чтоб не было жене в бадейке жестко. Он в Лондон отослал слугу-подростка, И женину спровадил он служанку, Все это сделал плотник спозаранку, Чтобы соседи им не помешали И как-нибудь про ливень не узнали. А в понедельник, еле солнце село, Тотчас же принялись они за дело: Закрыли окна, крепко заперлись И на чердак все трое поднялись, А там в бадьях, как куры на насесте, В молчании потопа ждали вместе. Молчали долго, и шепнул студент: «Теперь решительный настал момент, Молчите! Тс! И про себя прочтите