И без обмана, что их ровно двести. Закрыли круг, и клич пошел вдоль строя: «Свой долг свершите, юные герои!» Герольды уж не ездят взад-вперед, Гремит труба, и в бой рожок зовет. Вот в западной дружине и в восточной Втыкаются древки в упоры прочно, Вонзился шип преострый в конский бок, Тут видно, кто боец и кто ездок. О толстый щит ломается копье. Боец под грудью чует острие. На двадцать футов бьют обломки ввысь.... Вот, серебра светлей, мечи взвились, Шишак в куски раздроблен и расшит, Потоком красным грозно кровь бежит. Здесь кость разбита тяжкой булавою, А там ворвался витязь в гущу боя. Споткнулся дюжий конь, что несся вскачь. Тот под ноги другим летит, как мяч, А этот на врага идет с древком. Вот рухнул конь на землю с седоком. Один пронзен насквозь и взят в полон И, горемыка, к вехам отведен, Чтоб ждать конца, как правила гласят; Другой противной стороною взят. Бой прерывал владыка не однажды Для отдыха и утоленья жажды. Фиванцы оба в этот день нередко Встречались там, разя друг друга метко; С коней друг друга сбросили на поле. Такой тигрицы нет в Галадском доле (Хоть у нее тигренка отнимите), Что лютостью равнялась бы Арсите, Чье сердце распалил ревнивый гнев. Найдется вряд ли в Бельмарии лев, Что, голодом иль псами разъярен, Так крови жаждал бы, как Паламон Убить врага Арситу жаждал яро. На шлемы злые рушились удары, Струею алой кровь текла с бойцов. Но есть всему предел в конце концов. Еще не село солнце на покой, Как царь Эметрий налетел стрелой На Паламона, что с Арситой бился, - И в тело глубоко клинок вонзился. Вмиг двадцатью был схвачен Паламон И силою за вехи отведен. На выручку ему Ликург спешит, Могучий царь, но тут же наземь сбит. Эметрий сам, хоть слыл за силача, С коня слетает на длину меча: То сшиб его до плена Паламон. Но все напрасно: взят герой в полон. Ему отвага тут не пособила; Он должен плен снести: ведь держит сила,