паха. Для средневекового сознания немыслимо представить, чтобы из бесцветных, лишенных запаха и плоти частиц складывалось нечто ее- Хшо еймманетями* неощутима, Эта апория не только оставалась ся и преломлГияыГсветовых лучей, уж? не верил главам своим" глава на аз^ены^едГиа иеео, а с талобыТьГк бо^ атоГзмомТс^ нотоГЛ до жно бишГпрои^и у ^ индукция, показывающая, что уничтожающаяся вещь сложна; то же ^: zioToZi?^ быть, ибо как люгли бы он«без лшге/жи иметь объем и величину? Но не жТн^ТтИлТбьИТони ^CZTZ^I aifïïr*«El3S не могцтиметь вшченийатерии так какоНТвоОбт нГсущ7ствцют нев^ожнТсшидать m атомов dригоеестество помимо атшов Никакойд7мииргничего не создает из^материиZumenZrHenZZZocTL долТна SuTbZT^Hou а простой по своейприроде чеТтоедш^ иб\этакимименН0 оШ^^^ к этомѵ 51 Речь идет здесь лишь о демокритовском атомизме, действительно чуждом алхимии. Кроме того, признание неизменности атомов «простых тел» исключает возможность трансмутации. Но если говорить о восприятии средневековыми алхимиками «химического» индивида, в котором автономизированы свойства, мы должны согласиться с тем, что такой «атомизм» (скорее — элементарна м) близок к мо-надологическому (сравните с монадами Бруно). 32 Эту ситуацию остроумно комментирует Каско Ронки (Ronchi, 1952, с. 33-58).