рий Кидонис писал о сохранении к середине XIV в. прежних канонов соизмерения значимости подданных империи и всех других народов: «Наши по-прежнему придерживались старого деления и делили всех людей на две группы — на греков и варваров» (Ibid. Р. 365. 77—80). Веками воспитываемое и активно поддерживаемое правящими кругами высокомерие византийцев и в последний период жизни империи искусственно подогревалось если не истинной роскошью, то внешней эффектностью церемоний приема послов, выходов императора по праздничным дням, а также средствами массовой (по {271} меркам средневековья) пропаганды — преамбулами хрисовулов, идеализированными изображениями императоров на монетах и печатях, увеличением в поздний период размеров золотых печатей (за счет снижения содержания золота), привешиваемых к императорским документам 37. Однако внешнеполитические акты в поздневизантийское время теряют некоторые из хрисовульных атрибутов, текст договора на иностранном языке пишется не внизу, как было ранее, а рядом с греческим текстом, в договорах усиливается элемент двусторонности. Но, наряду с этим, структура жалованной грамоты до конца не изживается; внешнеполитические акты сохраняют форму милости, оказанной императором 38. Одним из устойчивых элементов византийской политической культуры является патриотизм. H Патрис во все времена византийской истории была объектом наивысшего восхваления. Порожденная греко-римской традицией тема родины, любви к родной земле, долга перед своей страной не сходила со страниц византийских сочинений до самых последних дней жизни империи 39. Эта тема не только питалась уважением к основной константе античной идеологии, но и порождалась каждодневной тревогой за будущее родины. Византийский патриотизм был ориентирован преимущественно на официальную теорию ойкуменизма 40. В основе его по- прежнему лежало осознание принадлежности к великому народу. Превосходство византийцев-римлян над другими народами веками не подвергалось сомнению. Никифор Гри-гора с гордостью противопоставлял достоинство римлян несовершенству языка, культуры, традиций варваров, например сербов (Greg. I. Р. 379. 17— 18). Признание особой избранности ромеев по сравнению с другими народами является «общим местом» византийской литературы. Как уже отмечалось, в палеологовскую эпоху византийцы называли себя не только римлянами, но и эллинами. Последнее название постепенно вытесняло первое. Хотя официально византийское государство именовалось империей ромеев, византийцы стали склоняться к признанию себя греками прежде всего вследствие желания отмежеваться от современных им жителей Рима, расположенного по другую сторону Ионического моря 41. Лишь позднее, в XV в., в идее эллинизма стали звучать отголоски только еще начавшегося формироваться самосознания будущей греческой нации. Георгий Гемист Плифон писал: «Мы — эллины по происхождению, о чем свидетельствует наш язык и отцовское воспитание» (PG. Т. 160. Col. 821 В) 42. Но не следует видеть в этом заявлении Плифона концентрата оформленного греческого самосознания. Эллинизм Плифона был {272} одновременно и вариантом примера живу Файл byz3_273.jpg Q Знаки Зодиака. Греческая рукопись из Бодлейанской библиотеки. Конец XIVв. {273} Dôlger F., Karayannopulos I. Byzantinische Urkundenlehre: Die Kaiserurkunden. Munchen, 1968. S. 4308—45 u. а. 38 Медведев И. П. Договор Византии и Генуи от 6 марта 1352 г. // ВВ. 1977. Т. 38. С. 161—172. 39 Irmscher J. Griechischer Patriotismus im 14. Jahrhundert // XIVe Congrès international des études byzantines. Résumés, Communications. Bucarest, 1971. Р. 26; Закржевская О. Г. Концепция патриотизма Никифора Григоры (к вопросу о «греческом патриотизме» XIV в.) // АДЕН. 1977. Вып. 14. С. 85—95; Поляковская М. А. Понимание патриотизма Димитрием Кидонисом // АДЕН. 1980. Вып. 17. С. 45—52. 40 Ahtweiler H. Eidéologie politique de l'Empire byzantin. Р., 1975. Р. 51. 41 Beck H.-G. Reichsidee und nationale Politik im spâtbyzantinischen Staat. S. 92. 42 Nikolau Th. St. Аи; пери;' поХитеиас каи;' 5ика1ои и;'5еоа тоиЗ Г. ПХл.Фшѵос ГеаштоиЗ. ФееоаХоѵикп, 1974. Е. 100, 102.