возможности решать даже самые ничтожные вопросы: «Если же он осмеливается ответить или порицает кого- либо из клира, или привлекает к ответственности кого-либо из кабатчиков, или прини-{268}мает самое пустяковое решение, не кажущееся целесообразным императору, тотчас же начинается хождение в императорский дворец заинтересованных лиц и обнаруживается, что патриарх совсем неправомочен, хотя он и ссылается на Евангелие, апостолов, все каноны и законы» (Ibid. Р. 373.27—38). Даже признавая долю преувеличения в этих словах Димитрия Кидониса, можно сделать вывод о том, что положение церкви и ее главы (константинопольского патриарха) не отвечало тому идеальному образу, который отводился им в доктрине ойкумены. Отношения церкви и государства на протяжении поздневизантийского периода не оставались неизменными. В потоке политических событий XIV — первой половины XV в. значимость действий императора и патриарха зависели как от конкретной ситуации в стране в каждый отдельный момент ее истории, так и от личных качеств глав государства и церкви. Периоды распрей, сотрудничества, лидерства императора или патриарха в политических делах сменяли друг друга. И если в сочинениях представителей поздневизантийской церкви отражена мысль о главенстве церкви (например, у патриарха Афанасия I, который обосновывал примат церкви перед государством, необходимость императора подчинять свою деятельность интересам церкви, активно работать во имя удовлетворения этих интересов), то в памятниках политической мысли, принадлежавших перу светских авторов, превалировал вывод о падении престижа церкви как внутри империи, так и в христианском мире в целом. В поздневизантийское время оба опорных столпа фундамента концепции ойкуменизма — тезисы об акте основания нового Рима и его главенстве среди других столиц мира — «оказались подгнившими». Писатели эпохи не только констатировали наличие внутреннего дискомфорта в империи, но и видели разрыв между пропагандировавшейся идеей вселенского владычества Византии и ее реальной ролью в международных делах. Византийская империя вынуждена была в течение первой половины XIV в. постоянно лавировать между сербами, болгарами, итальянцами, турками. С середины XIV в. отношения с османами станут определяющими во внешней политике империи. Это определяло и многочисленность сюжетов и сентенций в литературных сочинениях, так или иначе освещавших наиболее «больной» для империи вопрос — об отношениях именно с турками. Никифор Григора так комментировал историю Ромейской империи при Палеологах: «...если рассказывать о всех победах турок, показалось бы, что не историю мы пишем, а тянем жалобную песнь» (Greg. I. Р. 141.18—19). Эти слова созвучны плачу, принадлежащему перу Алексея Макремволита: «Не были мы сыновьями агарян преданы разве, как овцы?... Не они ли совершали набеги на всю нашу землю и опустошали ее? Не населяли ли они наши прославленные и почитаемые города, с жителями которых, ранее пребывавшими в благополучии и не изведавшими зла, они обращались как с рабами? Не были ли мы по всей земле подвергнуты пленению? Не были ли из-за этого наши деревни и города опустошены и покинуты жителями?» (Al. Makr. Thren. 30 sq.). Для времени Макремволита это было было не столько констатацией реальных событий, сколько обращенным к современникам предвидением неблагоприятной перспективы в развитии ви-зантийско-турецких отноше-{269} ний. И действительно, ближайшие десятилетия показали стремительность реализации завоевательных планов турок 33. Однако для поздневизантийской политической мысли характерна неоднозначность оценки «турецкого вопроса». Как известно, многие политические деятели рассматриваемого периода не только не гнушались использовать военную силу турок в своих целях, но и считали такого рода соглашения с ними наиболее верным средством в решении сложных политических ситуаций. Особенно часто использовал турок в качестве союзников Иоанн Кантакузин. Полемические сочинения, написанные им и направленные против ислама (PG. Т. 154. Col. 372— 692), не мешали ему вступать в самые близкие контакты с турками. Именно о таких методах решения политических конфликтов и писал Димитрий Кидонис: «Всякий понимает: кому из двоих (борющихся за власть.— Авт.) варвар окажет поддержку, тот и возобладает» (Cydon. Corresp. Ep. N 442). Несмотря на все старания патриарха Афанасия I задержать процесс исламизации и устранить угрозу православию в захваченных турками восточных районах империи Werner E. Die Geburt einer Grossmacht — die Osmanen (1300—1481). Ein Beitrag zur Genesis des turkischen Feudalismus. Vierte Auflage. Weimar, 1985. S. 169—183.