ки, отстоять свое право на автономное существование. С точки зрения нашей темы этот факт имеет фундаментальное значение, так как на пути свободного научно-философского поиска стоял грозный заслон. «Мы живем в такие времена, когда опасно пытаться выдумывать», — говорит Георгий Схоларий (Gen. Schol. II. Р. 33. 1. 20—21). Наконец, не способствует выявлению нового в поздневизантийской философии и пресловутый византийский консерватизм, принципиальная ориентация византийцев на традицию, на освященные ею и идущие из глубины веков установки, убеждение в том, что наиболее древняя идеология и есть самая достоверная и что все, что можно было сказать, уже сказано древними. Поэтому при оценке реальных достижений византийской науки и культуры последних веков существования империи нельзя, очевидно, исходить из современного понятия новаторства и оригинальности. Культура того времени остается по преимуществу энциклопедической и риторической, истинным катализатором творческого вдохновения считалась «мимесис», или имитация, сочинений античных авторов, осознанное стремление подражать им, создать нечто, им адекватное 5. Заимствование понималось как творчество, а новшество отнюдь не рассматривалось как заслуживающее похвалы. «Ведь нынешние мудрецы презирают того, кто говорит что-то новое, уподобляя это кваканью болотной лягушки», — говорит Никифор Гри-гора 6. Мало того, новое резко осуждалось. Показательна в этом отношении отмеченная Григо-рой в его «Антилогия» позиция не названного по имени ученика Варлаама Калабрийского, который резко нападал на византийских ученых за то, что они «столь явно занимают язык и ум нездоровой болтовней, что их позволительно сравнить в этом отношении только с сочинителями мифов; ведь из всего для них не было бы ничего более полезного, чем говорить и слушать что-либо более новое, а не преклоняться вечно только перед найденным ранее и устаревшим» 7. При подобных теоретических установках трудно ожидать, чтобы идея подлинного научного прогресса овладевала умами византийских мыслителей. И тем не менее жизнь брала свое, и новые веяния стали явственно ощущаться не только в общем интеллектуальном климате империи, но и в более специальных областях философского знания. Излишне напоминать, что по большей части эти новые явления в философии не лежат на поверхности, не выражены открыто, они имплицитны, подспудны, проявлялись лишь в ходе религиозно- философских споров, которые велись в Византии в XIV—XV ее. и выразились не столько в создании новой научной и философской проблематики, сколько в иной расстановке акцентов, в смене сравнительной значимости отдельных дисциплин. Все это тем не менее плодотворно отражалось на современ-{243}ной системе знания, которая по-прежнему оставалась энциклопедической. Так, с точки зрения гносеологии и эпистемологии представляет немалый интерес затеянная Варлаамом Калабрийским сугубо схоластическая, на первый взгляд, дискуссия, в которой приняли участие все наиболее крупные богословы и философы XIV в. (Григорий Палама, Никифор Григора, Григорий Акиндин, Нил Кавасила, Димитрий Кидонис и др.),— дискуссия о правомочности использования для доказательства и познания Бога силлогистического метода. Суть дискуссии заключалась в том, что почти все названные византийские мыслители (за исключением Кидониса) выдвинули в полемике с латинскими схоластами, и прежде всего с «одержимым силлогизмами» Фомой Аквинским (так обозвал его Нил Кавасила), а также в полемике между собой (хотя в данном пункте отличие между ними сводилось к нюансам) положение о принципиальной неприменимости силлогизма в сфере божественного, особенно силлогизма аподиктического (для диалектического Варлаам Калабрийские как будто делал исключение) 8. Поскольку же вплоть до Декарта силлогистика считалась наиболее эффективным методом научного исследования (чуть ли не синонимом науки), то речь, очевидно, шла о принципиальной невозможности делать теологические выводы, основываясь на данных науки, — ход мысли, заставляющий вспомнить о заключениях Дунса Скота. Как и он, византийцы 5 Hunger Н. On the Imitation (Mimesis) of Antiquity in Byzantine Literature // Idem. Byzantinische Grundlagenforschung. L., 1973. Art. XV. S. 13—38. 6 Leone Р. A. Nicephori Gregorae «Antilogia» et «Solutiones» Quaestionum // Byz. 1971. Т. 40. P. 483. l. 115—116. 8 Ibid. Р. 481. l. 44—45. 8 Podskalsky G. Ор. cit. S. 124—130; Beyer N.-V. Ideengeschichtliche Vorbemerkungen zum Inhalt der ersten «Antirrhetika» des Gregoras // Nikephoros Gregoras. Antirrhetika I / Einl., Textausg., Ûbers. und Anm. von H.-V. Beyer.Wien, 1976. S. 17—115.