Твои глаза. Тому, кто видит, — ясно, Что это камень, камень лишь простой, -Беспомощный, недвижный и безгласный, А для тебя он божество, несчастный! Слепец, к нему рукою прикоснись И в том, что это камень, убедись. Смеются над тобою повсеместно, Ах, не позор ли это и не стыд? Ведь даже простолюдину известно, Что в небе бог от взора смертных скрыт. А идол, что на площади стоит, - Он и себе и людям бесполезен И лишь безумцу может быть любезен». Разгневала префекта эта речь, И он тотчас же отдал приказанье Домой святую отвести и сжечь Ее в натопленной отменно бане. И в пекло, раскаленное заране, Была Цецилия заключена, Чтоб задохнулась там в чаду она. Однако ночь прошла и день за нею. А страшный банный жар бессилен был Осуществить преступную затею; На лбу ее и пот не проступил. Но все же рок ей в бане смерть судил: Убийцу подослал Алмахий злобный, Чтоб тот ее отправил в мир загробный. Ей шею трижды полоснув, рассечь Ее не смог он — не хватило силы Снять голову мечом кровавым с плеч. А власть в те дни недавно запретила Удар четвертый, если пощадила Три раза смерть, и потому злодей Из страха не дерзнул покончить с ней. Цецилию, всю залитую кровью, Оставил он и удалился прочь, А христиане, движимы любовью, В платки сбирали кровь ее всю ночь. Три дня ей удавалось превозмочь Боль страшную; собой пренебрегая, Любить Христа учила их святая. Она им отдала добро свое И молвила, их приведя к Урбану: «Услышал бог моление мое, Дал мне три дня сносить тройную рану, И, прежде чем дышать я перестану, Их души в руки я тебе отдам: Мой дом да будет превращен во храм».