Излил поток смиреннейших молений: «Краса красот, владычица всех стран, Юпитерова дщерь, чей муж — Вулкан! Ты радуешь вершины Киферона! 88 О, ради давней нежности к Адову, На горький плач мой с жалостью взгляни, К смиренной просьбе слух свой преклони. Увы! я слов достойных не найду, Чтоб описать тебе свою беду. Ах, сердце мук моих не выдает, Я так смятен, что слов недостает. Пресветлая, меня ты пожалей! Ты знаешь злую скорбь души моей. Все мудро взвесь и помоги, богиня! Тебе клянусь, что я готов отныне Всей силою служить одной тебе И с девственностью в вечной жить борьбе, Я в том клянусь, но помоги сперва. Я взял оружье не для хвастовства И не прошу на завтра ни победы, Ни почестей, ни славы-непоседы, Что вверх и вниз колеблется волной, - Владеть хочу Эмилией одной, До самой смерти только ей служа. К ней путь мне укажи, о госпожа! Мне все равно, как мы закончим прю: Они меня иль я их поборю, Лишь деву мне бы сжать в тисках объятий! Ведь сколь ни властен Марс, водитель ратей, Но в небе ты владеешь большей силой: Коль ты захочешь — завладею милой, Век буду чтить я храм твой за победу; Куда я ни пойду и ни поеду, Тебя не поминать я не смогу. Но если ты благоволишь к врагу, Молю, чтоб завтра погрузил копье Арсита в сердце бедное мое. Мне все равно, пусть я паду убитый, Раз под венец она пойдет с Арситой. Не отвергай моленья моего, Дай мне Эмилию, о божество!» Свою молитву кончил Паламон, И вслед за тем богине жертву он Принес, прежалостно верша обряды, О коих мне повествовать не надо. И вдруг.... качнулась статуя богини И знак дала, что в силу благостыни Услышан голос был его в сей раз. Хоть знак отсрочивал блаженства час, Но знал он: вняло божество мольбе, И радостный вернулся он к себе. Неравных три часа минуло там Адон — Адонис, по преданию, прекрасный юноша, любви которого добивалась Венера.